Неточные совпадения
Другой начальник стал сечь неплательщика, думая преследовать в этом случае лишь воспитательную цель, и совершенно неожиданно открыл, что в
спине у секомого зарыт клад.
Кити стояла с засученными рукавами у ванны над полоскавшимся в ней ребенком и, заслышав шаги мужа, повернув к нему лицо, улыбкой звала его к себе. Одною рукою она поддерживала под голову плавающего на
спине и корячившего ножонки пухлого ребенка,
другою она, равномерно напрягая мускул, выжимала на него губку.
Один чесал у себя пониже
спины,
другой зевал.
Ударили сбоку на передних, сбили их, отделили от задних, дали по гостинцу тому и
другому, а Голокопытенко хватил плашмя по
спине Андрия, и в тот же час пустились бежать от них, сколько достало козацкой мочи.
А Миколка намахивается в
другой раз, и
другой удар со всего размаху ложится на
спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.
Клим повернулся к нему
спиною, а Дронов, вдруг, нахмурясь, перескочил на
другую тему...
Самгин не почувствовал страха, когда над головой его свистнула пуля, взныла
другая, раскололась доска забора, отбросив щепку, и один из троих, стоявших впереди его, гладя
спиной забор, опустился на землю.
Он встал и начал быстро пожимать руки сотрапезников, однообразно кивая каждому гладкой головкой, затем, высоко вскинув ее, заложив одну руку за
спину, держа в
другой часы и глядя на циферблат, широкими шагами длинных ног пошел к двери, как человек, совершенно уверенный, что люди поймут, куда он идет, и позаботятся уступить ему дорогу.
Немедленно хор повторил эти две строчки, но так, что получился карикатурный рисунок словесной и звуковой путаницы. Все певцы пели нарочито фальшиво и все гримасничали, боязливо оглядывая
друг друга, изображая испуг, недоверие, нерешительность; один даже повернулся
спиною к публике и вопросительно повторял в угол...
Люди, выгибая
спины, держась за головы, упирались ногами в землю, толкая
друг друга, тихонько извинялись, но, покорствуя силе ветра, шагали все быстрей, точно стремясь догнать улетающее пение...
За время, которое он провел в суде, погода изменилась: с моря влетал сырой ветер, предвестник осени, гнал над крышами домов грязноватые облака, как бы стараясь затискать их в коридор Литейного проспекта, ветер толкал людей в груди, в лица, в
спины, но люди, не обращая внимания на его хлопоты, быстро шли встречу
друг другу, исчезали в дворах и воротах домов.
— Нет, — повторила Варвара. Самгин подумал: «Спрашивает она или протестует?» За
спиной его гремели тарелки, ножи, сотрясала пол тяжелая поступь Анфимьевны, но он уже не чувствовал аппетита. Он говорил не торопясь, складывая слова, точно каменщик кирпичи, любуясь, как плотно ложатся они одно к
другому.
— К-куда? — взревел стрелок, собираясь бежать за похитителем, но пред ним встали двое, один — лицом,
другой спиною к нему.
Самгин успел освободить из пальто лишь одну руку,
другая бессильно опустилась, точно вывихнутая, и пальто соскользнуло с нее на пол. В полутемной прихожей стало еще темнее, удушливей, Самгин прислонился к стене
спиной, пробормотал...
Да, это именно он отсеял и выставил вперед лучших своих, и хорошо, что все
другие люди, щеголеватее одетые, но более мелкие, не столь видные, покорно встали за
спиной людей труда, уступив им первое место.
Он ждал каких-то
других слов. Эти были слишком глупы, чтобы отвечать на них, и, закутав голову одеялом, он тоже повернулся
спиною к жене.
Началось это с того, что однажды, опоздав на урок, Клим Самгин быстро шагал сквозь густую муть февральской метели и вдруг, недалеко от желтого здания гимназии, наскочил на Дронова, — Иван стоял на панели, держа в одной руке ремень ранца, закинутого за
спину,
другую руку, с фуражкой в ней, он опустил вдоль тела.
В день, когда царь переезжал из Петровского дворца в Кремль, Москва напряженно притихла. Народ ее плотно прижали к стенам домов двумя линиями солдат и двумя рядами охраны, созданной из отборно верноподданных обывателей. Солдаты были непоколебимо стойкие, точно выкованы из железа, а охранники, в большинстве, — благообразные, бородатые люди с очень широкими
спинами. Стоя плечо в плечо
друг с
другом, они ворочали тугими шеями, посматривая на людей сзади себя подозрительно и строго.
Лицом к солдатам стоял офицер,
спина его крест-накрест связана ремнями, размахивая синенькой полоской обнаженной шашки, указывая ею в сторону Зимнего дворца, он, казалось, собирался перепрыгнуть через солдат,
другой офицер, чернобородый, в белых перчатках, стоял лицом к Самгину, раскуривая папиросу, вспыхивали спички, освещая его глаза.
А женщина, пожав руку его теплыми пальцами,
другой рукой как будто сняла что-то с полы его тужурки и, спрятав за
спину, сказала, широко улыбаясь...
Гроб торопливо несли два мужика в полушубках, оба, должно быть, только что из деревни: один — в серых растоптанных валенках, с котомкой на
спине,
другой — в лаптях и пестрядинных штанах, с черной заплатой на правом плече.
— Смело говорит, — заметил кто-то за
спиною Клима,
другой голос равнодушно произнес...
— Почему они так кричат? Кажется, что вот сейчас начнут бить
друг друга, а потом садятся к столу, пьют чай, водку, глотают грибы… Писательша все время гладила меня по
спине, точно я — кошка.
Женщина стояла, опираясь одной рукой о стол, поглаживая
другой подбородок, горло, дергая коротенькую, толстую косу; лицо у нее — смуглое, пухленькое, девичье, глаза круглые, кошачьи; резко очерченные губы. Она повернулась
спиною к Лидии и, закинув руки за
спину, оперлась ими о край стола, — казалось, что она падает; груди и живот ее торчали выпукло, вызывающе, и Самгин отметил, что в этой позе есть что-то неестественное, неудобное и нарочное.
Четыре женщины заключали шествие: толстая, с дряблым лицом монахини; молоденькая и стройная, на тонких ногах, и еще две шли, взяв
друг друга под руку, одна — прихрамывала, качалась; за ее
спиной сонно переставлял тяжелые ноги курносый солдат, и синий клинок сабли почти касался ее уха.
Свесив с койки ноги в сапогах, давно не чищенных, ошарканных галошами, опираясь
спиною о стену, Кутузов держал в одной руке блюдце, в
другой стакан чаю и говорил знакомое Климу...
В столовой, у стола, сидел
другой офицер, небольшого роста, с темным лицом, остроносый, лысоватый, в седой щетине на черепе и верхней губе, человек очень пехотного вида; мундир его вздулся на
спине горбом, воротник наехал на затылок. Он перелистывал тетрадки и, когда вошел Клим, спросил, взглянув на него плоскими глазами...
И, не простясь с
другими, Поярков ушел, а Клим, глядя в его сутуловатую
спину, подумал, что Прейс — прав: этот — чужой и стесняет.
Затем оказалось, что в
другом конце вагона пропал чемодан и кларнет в футляре; тогда за
спиною Самгина, торжествуя, загудел бас...
Припоминая это письмо, Самгин подошел к стене, построенной из широких
спин полицейских солдат: плотно составленные плечо в плечо
друг с
другом, они действительно образовали необоримую стену; головы, крепко посаженные на красных шеях, были зубцами стены.
Толкая женщину в
спину, он
другой рукой тащил Самгина за церковь, жарко вздыхая...
Каждый из них, поклонясь Марине, кланялся всем братьям и снова — ей. Рубаха на ней, должно быть, шелковая, она — белее, светлей. Как Вася, она тоже показалась Самгину выше ростом. Захарий высоко поднял свечу и, опустив ее, погасил, — то же сделала маленькая женщина и все
другие. Не разрывая полукруга, они бросали свечи за
спины себе, в угол. Марина громко и сурово сказала...
По вагону, сменяя
друг друга, гуляли запахи ветчины, ваксы, жареного мяса, за окном, в сероватом сумраке вечера, двигались снежные холмы, черные деревья, тряслись какие-то прутья, точно грозя высечь поезд, а за
спиною Самгина, покашливая, свирепо отхаркиваясь, кто-то мрачно рассказывал...
— Не попа-ал! — взвыл он плачевным волчьим воем, барахтаясь в реке. Его красная рубаха вздулась на
спине уродливым пузырем, судорожно мелькала над водою деревяшка с высветленным железным кольцом на конце ее, он фыркал, болтал головою, с волос головы и бороды разлетались стеклянные брызги, он хватался одной рукой за корму лодки, а кулаком
другой отчаянно колотил по борту и вопил, стонал...
— Здоровье плохо, Андрей, — сказал он, — одышка одолевает. Ячмени опять пошли, то на том, то на
другом глазу, и ноги стали отекать. А иногда заспишься ночью, вдруг точно ударит кто-нибудь по голове или по
спине, так что вскочишь…
Он стал разбирать поэтический миг, который вдруг потерял краски, как только заговорил о нем Захар. Обломов стал видеть
другую сторону медали и мучительно переворачивался с боку на бок, ложился на
спину, вдруг вскакивал, делал три шага по комнате и опять ложился.
— Как же-с, надо знать: без этого ничего сообразить нельзя, — с покорной усмешкой сказал Иван Матвеевич, привстав и заложив одну руку за
спину, а
другую за пазуху. — Помещик должен знать свое имение, как с ним обращаться… — говорил он поучительно.
— Как что ж? Я тут
спину и бока протер, ворочаясь от этих хлопот. Ведь один: и то надо, и
другое, там счеты сводить, туда плати, здесь плати, а тут перевозка! Денег выходит ужас сколько, и сам не знаю куда! Того и гляди, останешься без гроша…
Рук своих он как будто стыдился, и когда говорил, то старался прятать или обе за
спину, или одну за пазуху, а
другую за
спину. Подавая начальнику бумагу и объясняясь, он одну руку держал на
спине, а средним пальцем
другой руки, ногтем вниз, осторожно показывал какую-нибудь строку или слово и, показав, тотчас прятал руку назад, может быть, оттого, что пальцы были толстоваты, красноваты и немного тряслись, и ему не без причины казалось не совсем приличным выставлять их часто напоказ.
А с нотами не дружился, не проходил постепенно одну за
другою запыленные, пожелтевшие, приносимые учителем тетради музыкальной школы. Но часто он задумывался, слушая свою игру, и мурашки бегали у него по
спине.
Другой только еще выслушает приказание, почешет голову,
спину, а она уж на
другом конце двора, уж сделала дело, и всегда отлично, и воротилась.
— Болен,
друг, ногами пуще; до порога еще донесли ноженьки, а как вот тут сел, и распухли. Это у меня с прошлого самого четверга, как стали градусы (NB то есть стал мороз). Мазал я их доселе мазью, видишь; третьего года мне Лихтен, доктор, Едмунд Карлыч, в Москве прописал, и помогала мазь, ух помогала; ну, а вот теперь помогать перестала. Да и грудь тоже заложило. А вот со вчерашнего и
спина, ажно собаки едят… По ночам-то и не сплю.
Мальчишка догнал меня и, тыча монетой мне в
спину, как зарезанный кричал: «No use, no use (Не ходит)!» Глядя на все фокусы и мелочи английской изобретательности, отец Аввакум, живший в Китае, сравнил англичан с китайцами по мелочной, микроскопической деятельности, по стремлению к торгашеству и по некоторым
другим причинам.
Мужчины — те ничего не говорят: смотрят на вас с равнодушным любопытством, медленно почесывая грудь,
спину или что-нибудь
другое, как делают и у нас мужики в полях, отрываясь на минуту от плуга или косы, чтоб поглядеть на проезжего.
У одной только и есть, что голова, а рот такой, что комар не пролезет; у
другой одно брюхо, третья вся состоит из
спины, четвертая в каких-то шипах, у иной глаза посреди тела, в равном расстоянии от хвоста и рта;
другую примешь с первого взгляда за кожаный портмоне и т. д.
Едва станешь засыпать — во сне ведь
другая жизнь и, стало быть,
другие обстоятельства, — приснитесь вы, ваша гостиная или дача какая-нибудь; кругом знакомые лица; говоришь, слушаешь музыку: вдруг хаос — ваши лица искажаются в какие-то призраки; полуоткрываешь сонные глаза и видишь, не то во сне, не то наяву, половину вашего фортепиано и половину скамьи; на картине, вместо женщины с обнаженной
спиной, очутился часовой; раздался внезапный треск, звон — очнешься — что такое? ничего: заскрипел трап, хлопнула дверь, упал графин, или кто-нибудь вскакивает с постели и бранится, облитый водою, хлынувшей к нему из полупортика прямо на тюфяк.
Этому чиновнику посылают еще сто рублей деньгами к Пасхе, столько-то раздать у себя в деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что
спины не разогнет, у
другого темная вода закрыла глаза.
Кто-то вздумал еще поскоблить ножом ей
спину: вдруг она встрепенулась, хлестнула хвостом направо, налево; все отскочили прочь; один матрос не успел, и ему достались два порядочные туза: один по икрам,
другой повыше…
Малаец прятался под навесом юта, потом, увидев дверь моей каюты отворенною, поставил туда сначала одну ногу, затем
другую и
спину, а голова была еще наруже.
В
другой раз, где-то в поясах сплошного лета, при безветрии, мы прохаживались с отцом Аввакумом все по тем же шканцам. Вдруг ему вздумалось взобраться по трехступенной лесенке на площадку, с которой обыкновенно, стоя, командует вахтенный офицер. Отец Аввакум обозрел море и потом, обернувшись
спиной к нему, вдруг… сел на эту самую площадку «отдохнуть», как он говаривал.